Ренессанс

В 1509 году Рейхлин был вызван на спор крещёным евреем Иоганном Пфефферкорном.

----

Однажды утром Вася выглянул из кухни в окно — и не поверил своим глазам. На улице шёл Ренессанс: по мощёным улицам цокали лошади всадников, над крышами домов торчали остроконечные шпили кёльнских соборов, а на замёрзшем пруду катались на коньках дети из известной картины «Катание детей на коньках в Кёльне».

Вася немедленно позвонил Абраму и Михалычу и потребовал прибыть на важное заседание.

Ровно в полдень в дверь постучали, и — отряхивая снег с сапог — на кухню ввалились двое. Всем известные деятели эпохи Возрождения, они были разогреты не только богословским спором, но и изрядным объёмом ароматного кёльнского пива.

— А где Михалыч и Абрам? — строго вопросил Василий.

— Это мы! — хором ответили деятели и вытащили из сумки положенную к заседанию выпивку и закусь.

— Ладно, поверю на слово. Давайте приступим, не откладывая, — распорядился Василий, и заседание началось.

Первым слово взял Абрам, представляя обществу весьма похожий вариант Иоганна Пфефферкорна — крещёного еврея и ярого противника гуманистов.

— Уважаемые херы, то есть геры, бюргеры и богословы! Позвольте мне налить первый тост за успешно проведённую аудиенцию у императора Максимилиана. И вот вам — указ!

Абрам вытащил из кармана аккуратно сложенную бумагу, расправил её и положил на стол перед торжественно восседающими за накрытым столом Василием и Михалычем.

— Не торопись! — сказал Василий. — Пригуби сначала. Посуху правды нет! — Он разлил животворящую влагу по кубкам, и заседатели молча пригубили до самого дна.

— Хорошо сидим, — сказал Михалыч и открутил ножку у жареной курицы.

— Да, неплохо, — согласился Василий и открутил крылышко.

— Согласен, — подвёл итог Абрам и взял себе шейку.

— Ты, Абрам, не торопись. Рассказывай всё как было, в деталях, как на духу! — сказал Василий. — Не каждый день бываем в гостях у императора.

— Конечно, гер Василий, — ответил Абрам и продолжил свой рассказ:

Мы прибыли к императору в его замок и встретились с ним в его покоях. Он был очень рад нашему приезду и пригласил нас на ужин. Как только мы сели за стол, он начал расспрашивать нас о наших увлечениях и достижениях. Я рассказал ему о своих изысканиях в области ивритской грамматики, Михалыч — о своих трудах по истории ганзейских городов, а Василий — о своих работах по математике.

Император оказался весьма образованным и интересным собеседником. Мы провели за столом несколько часов в увлекательном разговоре. Когда ужин подошёл к концу, он вручил нам документ, в котором благодарил нас за наш труд и назначал своими консультантами по соответствующим областям знаний.

Мы были чрезвычайно счастливы такому признанию и чувствовали себя настоящими героями Ренессанса. И, конечно же, решили отпраздновать это событие вместе с нашими друзьями и коллегами.

Так что сегодняшнее заседание — наша скромная попытка воссоздать дух Ренессанса и отметить встречу с императором. Давайте нальём ещё по бокалу и продолжим!

— То-то же. А что же это за указ такой, Абрам? — спросил Василий, с удивлением взглянув на друга.

— Это указ императора Максимилиана I, — ответил Абрам, несколько смущённо покраснев.

— И что он там предписал делать с иудейскими книгами? — не выдержал Михалыч. — Надеюсь, не предлагал их читать?

— Нет, Михалыч, он предписал отобрать и сжечь все книги у иудеев, кроме библейских, — объяснил Абрам, пожимая плечами.

— Вот это диктатура, — пробормотал Василий. — И как он мог допустить такое? Он же гуманист, вроде как.

— Да, он любил искусство и гуманизм, — подтвердил Абрам. — Но, по его мнению, в иудейских книгах содержались насмешки над христианской религией.

— Ну да, — усмехнулся Михалыч, — ведь христианская религия у нас как стеклянный шарик: критиковать нельзя, упадёт — разобьётся.

— Совершенно верно, — подхватил Василий. — Этот указ — чистой воды цензура и религиозное преследование.

— А что если мы, в отместку, напишем книги, где будем насмехаться над их обрядами? — предложил Михалыч, глядя на друзей с улыбкой.

— Не надо, Михалыч, — решительно сказал Абрам. — Мы не должны опускаться до их уровня. Мы должны бороться за свободу мысли, за право на свои идеи и убеждения.

— Вот именно! — подтвердил Василий. — Ни один указ не сможет остановить наши идеи и наше творчество.

— Какая же сволочь этот Максимилиан, — воскликнул Михалыч и громко стукнул кулаком по столу.

— Ну да! — согласился Абрам. — Отобрать и сжечь книги только из-за насмешек — это абсурд!

— А может, это просто политическая игра, — предположил Василий. — Тогда гуманисты были влиятельны, и император хотел удержать власть, лавируя между группировками.

— Возможно, — задумчиво произнёс Абрам. — Такое решение просто так не принимается.

— Всё равно жестоко, — сказал Михалыч. — Никто не вправе решать, какие книги имеют право существовать.

— А ведь это была эпоха Ренессанса, — добавил Василий. — Время, когда знания и культура ставились превыше всего!

— Да, — согласился Абрам. — Иудеи потеряли множество ценных трудов, которые могли бы быть важны для всего человечества. Увы, фанатизм и нетерпимость — не редкость в истории.

— Ну что же, — подвёл итог Михалыч, — прошлое не изменить. Но можно учиться на нём и стремиться к лучшему будущему.

— Точно, — сказал Василий, поднимая кубок. — За свободу мысли и культуры, которую не сжечь!

— Похоже, пиво заканчивается, — заметил он. — А не сгонять ли нам за добавкой в ближайший трактир? Ваши кони уже отдохнули, уважаемые херы и ганзийцы?

— Да, неплохо бы пополнить запасы, — согласился Сергей. — Кони наши в порядке, но и им бы не помешал свежий овёс.

— Сейчас позову слугу, пусть готовят, — сказал Николай. — А вы пока закусите.

— А что у нас есть? — спросил Василий.

— Мясо, сыр, хлеб и немного овощей, — ответил Николай.

— Отлично, — сказал Сергей. — Закусим, а потом — за пивом.

— Согласен, — сказал Михалыч. — Лучше мы освежимся, чем кони.

И они принялись за еду, готовясь к новому путешествию.